прыжками, „вертухой“ и ударом с двух ног. И, конечно, пацаны практиковали это на улице. Поэтому, когда показали азиатскую картину, где пьяные и не очень мастера разбивали камни руками, по всем дворам и, естественно, в школе начались настоящие состязания. Каждый практиковал свой киношный стиль, и у многих даже неплохо получалось. Вчерашние „вертухи“ казались уже детскими ударами. В фаворе был проникающий удар ладонью и стиль журавля. Лично Андрея поразил один момент в фильме, где герой — настоящий мастер кун-фу, потушил огонь свечи находясь от нее на довольно приличном расстоянии.

— Пап, а разве это возможно? — спросил он отца, который уже немного засыпал в кресле.

— Конечно, — ответил отец. — Если долго тренироваться, то можно очень многое сделать.

— И вот так же свечку потушить?

— А почему нет. Только тренироваться надо каждый день, и может, через пару лет получится.

— Ты серьезно?

— Серьезно, сын, серьезно. Пойду я, что ли. Вырубаюсь совсем.

— Подожди. А как тренироваться?

— Ну, как. Сперва на близком расстоянии. Возьми что-нибудь легкое. Вон фантик от конфеты, который ты на пол бросил. Возьми его и тренируйся, пока не сдвинешь. Когда научишься — переходи на свечи.

Этот фантик должен был оказаться в мусорном ведре, а потом в баке, а после на свалке. Но он надолго задержался в квартире Андрея. Вчерашний мусор, упаковка, выполнившая свое предназначение, стала спортивным снарядом. Даже больше — она стала проводником Андрея от простого дворового пацана к мастеру, обладающему суперсилой.

Каждое утро Андрей начинал с того, что пытался сдвинуть легкую бумажку волной воздуха, возникающей при ударе. Он бил в сторону фантика то правой рукой, то левой, пока не начинали болеть суставы. Ему казалось, что вот-вот и он поймет, как делать это легко и непринужденно, словно киношный герой. И какова была его радость, когда он в первый раз смог эту бумажку колыхнуть. Он сразу почувствовал эту уверенность, которая приходить при любом безнадежном деле, в момент микроскопического прорыва. И хоть Андрей дал себе зарок — тренироваться только по утрам, чтобы успели восстановиться уставшие мышцы, в тот день, он его нарушил, весь вечер упражняясь со своим невесомо-тяжелым снарядом. Он еще не понимал — зачем ему это и что даст, но чувство, что он на пути к чему-то великому, чему-то такому, что изменит его жизнь, его не покидало. И вот однажды фантик взмыл над столом и прокатился по полированной поверхности…»

Не знаю, получалось у меня что-то или нет. Когда я придумывал фразы, они казались волшебными, но вот я смотрю на них на экране, и они кажутся какими-то глупыми, наивными, искусственными. Я даже немного расстроился. Может, хватит играться, пора писать красивым и вычурным слогом?

«Невероятная вспышка вдохновения, вызванная приливом почти экзистенциального ощущения преодоления, сподвигла юношу поверить в себя…»

Ага-ага. Так и буду писать. А потом пойду и повешусь от умиления, какой я начитанный и витиеватый. Нет уж.

Ну вот. Теперь ступор. Надо бы сделать кофе-брейк, если это красивое название, конечно, применимо к сублимированному кофе. Впрочем, другого у меня все равно нет. А курить хочется и после этого, так что нечего выделываться. Только курить дома не хотелось. Табачный дым оседает затхлым запахом дрянной пыли. Почему бы, собственно, не воспользоваться возможностью, которая открывается с помощью простого гвоздя. И я полез на крышу.

Не сказать, чтобы я там наткнулся на какие-то дивные дивы. Ничего такого. Обычная крыша: торчащие ветки антенн, повисший на проводах сдувшийся шарик, какие-то металлические коробки с прорезями, птичий помет. Единственное, что здесь не вызывало брезгливую тоску — это вид. Вид на ночной город, который частично тонул в овраге и где-то далеко поднимался на холм, впечатлял. Я закурил, немного ежась от резкого ветра. Сигаретный дым, плотный и тягучий, почему-то не спешил за ветром, и лениво, словно делая одолжение, поднимался вверх. А наверху были звезды. Банальные такие, самые обычные, прозаически простые, великие звезды. Если кто считает, что Земля плоская, тот пусть поднимется на крышу, здесь он поймет, что Земля вообще не существует. Это лишь иллюзия в головах астрономов, потерявшихся в мириадах светил. Со всех сторон в тебя летят доказательства того, что ты даже не песчинка в масштабах мира.

Откуда-то со стороны послышалась музыка. Странная музыка, сперва показавшаяся очень знакомой. Это было похоже на звук барабанов бонго, а потом вдруг на мелодичное щебетание пианино. Прислушавшись, я понял, что это гитара. Я стал медленно пробираться на звук. Похоже, если я собираюсь и впредь путешествовать по крыше по ночам, мне надо будет обзавестись фонариком. Пока я добирался до источника звука, дважды успел врезаться в какие-то торчащие железки.

Звук, как и ожидалось, шел из открытого люка. Не моего, понятно, второго. Над тем люком, так же как и над моим, стоял маленький деревянный домик — видимо защита от осадков, только этот домик был совсем другим. Мой был наспех сколоченным из обрезков дерева, страшным вместилищем призраков и голубей. В этом же домике явно поработал кто-то с высшим евроремонтным образованием, и возможно когда-то внутри здесь жил сам Карлсон. Я помню, в каком-то музее видел такой старый светильник — керамический домик, в который ставилась маленькая свеча. Вот этот домик был таким же аккуратным и красивым.

Люк был открыт, луч света слабо бил наружу, словно уставший прожектор. По этому лучу лениво поднимались клубы дыма и сладковатый запах ацетона. Неужели наркоманы? Уже не так сильно хотелось идти на этот огонек. Но решение приняли за меня. Когда я уже собрался идти по темной полосе препятствий обратно, из люка высунулась блондинистая голова Сокола.

— О! Крышный брат! — обрадовано закричал он, и приветственно помахал гитарным рифом. — Молодец, что зашел. Давай, спускайся.

Черт! Ну, вот как теперь можно уйти? Я решил, что уйти все равно можно. В конце концов, ничего страшного, если я спущусь, а потом быстренько свалю, вряд ли мое появления вызовет какой-то ажиотаж в наркоманском притоне. Я же не в полицейской форме и не с мешочком радости. Очередной серый человечек в странном, вяло отслеживаемом измененным сознанием, мире.

Но я ошибся. Впрочем, не сразу это понял. Картина была вполне наркоманская: трое парней сидели на полу в огромной пустой комнате, единственной мебелью в которой был кожаный диван, на котором валялась девушка. Но, приглядевшись, я понял, что ребята играют в какую-то настольную игру (тоже дико, но приемлемо), рядом с ними дымится сандаловая палочка, смешно